X По авторам
По рубрике
По тегу
По дате
Везде

«Весь наш мир — Господня сказка со счастливым концом»

«Весь наш мир — Господня сказка со счастливым концом»

Артем Александрович Перлик — удивительная личность. Он преподаватель патрологии[1] и патристики[2], писатель, сказочник и поэт. Занимается духовно-просветительской деятельностью в своем родном городе — Донецке, а также за его пределами. Регулярно выезжает с лекциями в Россию, Беларусь, читает их в режиме онлайн. Кроме того, он успевает заниматься волонтерской деятельностью: организует молебны и беседы с людьми, находящимися на лечении в психиатрической больнице, проводит сказкотерапию и утешает всех, кто нуждается в добром слове, молитве и совете.

Мы поговорили с ним о том, какой путь проходит каждый человек, прежде чем встретиться со Христом, о том, с какими трудностями он может столкнуться на этом пути, о «сказке нашей жизни», о которой непрестанно говорит Артем в своих произведениях, о подлинной сути творчества и о том, как важно нести свет и добро в наш мир.

Был ли в Вашей жизни момент, который разделил ее на «до» и «после»? Расскажите об этом.

Такого августиновского момента у меня не было, и я думаю, что это бывает достаточно редко. Даже у Августина внезапное обращение к Богу было подготовлено всей его предыдущей жизнью. Господь растит нас не так, как ребенок собирает конструктор — соединяя разные детали, чтобы что-нибудь получилось, но как дерево в Своем саду, от которого ожидают плодов…

Потому вся моя жизнь теперь видится мне как рост дерева. Я сам каждый день с удивлением смотрю на то, как Господь выстраивает мою жизнь — в сочетании моей абсолютной свободы действий и Его милости. Каждый из нас — такое дерево, но садовников среди людей — единицы. Да и эти садовники перед Богом — те же деревья Его любимого сада. Потому лучшее, что опишет жизнь, — это не биографические подробности, а хвала Его мудрости и красоте. Гете писал об этом:

 

Как начался Ваш путь к Богу? Какие события предшествовали Вашей встрече со Христом?

Путь к Богу — это вся жизнь человека, замечает он это или нет. Или, если хотите, — путь Бога к нам. Сколько себя помню, я всегда знал, что Господь существует, хотя, конечно, ничего не знал о Церкви, как и большинство людей, меня окружавших. С первого класса я задавался вопросами Достоевского — спрашивал у одноклассников, для чего они живут… Потому у меня до 9-го класса не было друзей, но я много читал. Чем старше я становился, тем в большей степени мир открывался мне как красота. Это при том, что дома нам жилось невероятно трудно, но я всегда старался находиться над событиями и над болью, понимая, что высшую правду о мире говорит, например, то, что здесь существуют стихи Блейка и Бернса, а не вся ерунда, заботящая взрослых и сводящаяся к тому, «что нам есть, что пить и во что одеваться». Я всем сердцем понимал, насколько был прав Конфуций, когда говорил, что «умереть с голоду — небольшая вещь, утратить мораль — больша́я».

Потом я поступил на филологический факультет и параллельно на культурологический. Все вокруг, кроме мамы, смеялись и говорили, что филологу и культурологу в наше время нечем будет себя кормить… Но я поступал не ради будущей работы, я вообще решил никогда не работать ради заработка, дабы не тратить напрасно драгоценность времени. Я поступал, чтобы прочесть как можно больше книг и понять, ради чего стоит жить и зачем существует мир.

Как поэт и писатель я видел, что в литературе есть строки, полнящиеся светом, а есть то, что Гумилев называл «мертвые слова», которые «дурно пахнут». Я искал единый источник всего, что божественно и прекрасно. И как-то легко, как сказал бы Плотин, нашел его в Боге, Который открылся мне, студенту, как край и предел высочайшей человеческой мечты, как реальность и как источник всего божественного.

Это ведь и есть ощущение «сказки нашей жизни», о которой Вы так часто пишете?

Да, это явственное чувство сердца, что весь наш мир есть Господня сказка со счастливым концом.

Сказка учит мудрости — каждый день совершать нужную для этого дня доброту и не волноваться о том, в каком виде придет награда, оставляя заботу об этом Небу.

Но при этом ты точно знаешь, что всех добрых на земле ждет награда, и потому в мире пишутся сказки…

Это чувство чудесности мира, ненапрасности всякого в нем добра сопровождало меня всегда, но только в святоотеческом наследии и богословии для него нашлись названия: ощущение пронизанности мира Богом, Его благодатью. Святые отцы «Добротолюбия» даже писали, что если человек видит мир хорошим, светлым, пронизанным Богом и достойным благодарности и хвалы — то лишь только тогда он видит все правильно. И пусть людям чаще всего кажется, что «мир уродлив и люди грустны», но это лишь потому, что, как говорил старец Иосиф Исихаст: «Когда Христос будет в тебе — ты все увидишь светло. Но если ты потеряешь Христа — то все снова увидишь криво».

Бог дает добрым особое знание — что мир устроен по закону сказки, и потому, как писал Толкин: «Зло не вечно и не так уж много места занимает оно в мире. А свет и высшая красота за его пределами пребудут вечно».

 

Наверное, у каждого, кто знает, что такое боль, возникает естественное и непрекращающееся желание привести других к свету и помочь не потерять веру в сказку. Но ведь это и нелегко, правда?

По крайней мере мне всегда хотелось, чтобы людям становилось лучше, и надежда вернулась. Как-то еще в школе я читал том английской поэзии в переводе Маршака и встретил такие строки Блейка:

 

Эти строки стали для меня таким же потрясением, как строка Одена для ссыльного Бродского. Я не мог поверить, что так вообще можно написать. Помните, как Лидия Чуковская замечала об Ахматовой: «Невозможно было поверить, что она такой же человек, как и все мы...» То же самое я мог сказать и об этих строках Блейка — невозможно было поверить, что это стих, ведь это звучало с несомненностью духовного закона. Я вдруг увидел, что через Блейка тут говорит со мной Сам Христос. И обещает, что моя и всех людей боль имеет предел, а Его милость предела не имеет! Я не знал, что так вообще можно говорить. Видите ли, для западноевропейской и вообще современной научной традиции поэт — это филолог, человек, разбирающийся в словах. А здесь поэт представал в значительно более древнем своем облике — в звании пророка, человека, который знает Бога и через которого Бог говорит. Эти строки тогда определили для меня и понимание природы творчества как явления красоты, в которой должно звучать небо. И они же определили в какой-то мере мою жизнь — я, ученик 8-го класса, с радостью открыл, что традиция утешения и красоты в этом мире еще более древняя, чем традиция зла, что красота уходит корнями в доадамовы времена, когда мир только сотворялся и сыны Божии восклицали от радости (Иов. 38: 7), да и мира еще не было, а была Троица, где Отец, Сын и Дух всецело живут для других и весь мир сотворили так, что в нем обретает счастье лишь тот, кто ищет его другим.

Тяжело быть сказочником, который неизменно приносит утешение другим? Не просто писать о сказке, но и жить по ней, быть ее героем в реальном мире, где не каждый в нее верит и не каждый ее поймет...

У каждого человека есть свои, данные ему небом способы умножать в бытии красоту. И когда мы трудимся так, как задуманы, то это приносит лишь радость, хотя люди редко об этом знают, да и труд всегда остается — но это уже тот райский адамов труд, когда ты создаешь красоту не ради заработка, о котором вообще не заботишься, доверяя это Богу, но чтобы в меру сил раскрасить мир Его радугой.

Потому, повторюсь, несмотря на естественные в нашем мире сложности и препятствия, все соприродное нам и правильно понимаемое приносит радость.

Например, семейную жизнь многие называют крестом и ношей, но это лишь потому, что ведут ее неправильно. А блаженный Августин, знавший семейную жизнь, говорил: «Брак — это остатки рая на земле». То же и с монашеством — человек неопытный и унылый будет рассказывать о тяжестях такого пути, но вот святой Варсонофий Оптинский говорит, что «монашество есть блаженство». Да и вся жизнь вообще, как писал святой Иустин Сербский, «по своей божественной сути есть рай». В чем же секрет? Почему то, что для великих и мудрых было блаженно, для многих является какой-то безрадостной лямкой, местом уныния? Хотя что, кажется, так далеко от уныния, как возможность жить, вдохновлять, удивляться, творить и ставить на место всяких умников и формалистов? Что прекрасней реальности Бога? А люди между тем унывают. Ответ мы находим у Иустина Сербского, который решает эту загадку так: «Чем больше Евангелие вносится в жизнь — тем больше жизнь становится раем!»

Что есть творчество для Вас?

Способность видеть все в мире до сути и возможность умножать вокруг красоту. Таким образом на творчество смотрели такие святые отцы, как Иоанн Дамаскин и Григорий Палама. Для них творчество было не каким-то довеском к человечеству, живущему вне рая, но одной из граней образа Божиего в нас — способностью творить красоту. Такое понимание включает в творчество всякое наше дело: заварить другу чай, вырастить кактус, расшифровать письменность этрусков, — и вообще во всякое наше дело мы можем принести Бога. Тогда оно окажется причастным вечности и не умрет, так как то, чего касается благодать, умереть не может. Потому-то Моцарт спасается вместе со своей музыкой, а Рембрандт — со своими полотнами, как писал об этом знаменитый патролог Иоанн Меендорф. А творчество в таком случае есть умножение пространства райской красоты, но лишь тогда, когда автор в творческом акте действительно встречается с Богом, и его труду сообщаются вечность и настоящесть. Это, повторюсь, касается не только стихов и полотен. Если мы заварим чай унывающему другу и утешим его, то и этот чай в вечности останется с нами, может, как память сердца о несомненности доброты и радости…

Творчество на земле есть еще и небесный голос, помогающий видеть мир правильно, считать неважное неважным, а значимое — драгоценным. Творчество дает видеть мир как место заботы Господней, когда, глубже всякой боли и трудности, действует Его промысел, направляющий дороги добрых к добру. И потому, по выражению поэта Роберта Браунинга, каждый раз «в мире все в порядке!».

 

Расскажите о сказкотерапии, которую Вы регулярно проводите. В чем ее главная задача?

Изначально это планировалось как занятия с людьми разного возраста, страдающими психическими заболеваниями. Они раз в неделю собираются в большой городской библиотеке и делают разные поделки, а я рассказываю им о писателях и поэтах, читаю стихи и отрывки из произведений, в том числе собственных.

Людям это понравилось, и на занятия стали приходить школьники и студенты, и вообще те, кому интересно послушать что-то красивое.

А задача — показать людям, что они приведены в мир для того, чтобы обрести радость, что они тут нужны и желанны. Добиваемся мы этого личным общением, вниманием к каждому, и больному, и здоровому, чаепитием. Все это создает теплую и дружественную атмосферу, потому на сказкотерапию все приходят с удовольствием, и этих занятий ждут все участники, и я тоже.

 

Рэй Брэдбери говорил, что для него как для писателя одним из важнейших впечатлений было, когда некий юноша подошел к нему на улице и сказал, что его книги (Брэдбери) дали ему силы жить. А у меня было что-то подобное, когда один больной юноша после моего чтения и рассказа на сказкотерапии подошел ко мне и сказал, что он всю неделю ходил печальный, а теперь у него в сердце «рассеялись тучи». Думаю, ради таких моментов стоит не только проводить занятия, но и жить. Ведь наша жизнь имеет смысл лишь тогда, когда мы совершаем ее для других. И такие занятия дают волонтерам, пришедшим помочь больным, самим ощутить радость и полноту. Думаю, это именно то, о чем писал авва Дорофей: «Больной больше благотворит нам, чем мы благотворим больному».

Где Вы находите вдохновение для своего творчества, в том числе и для таких волонтерских занятий с теми, кто нуждается в добром слове?

Средневековый французский король Людовик Святой каждое утро начинал с церковной службы. Он был умным человеком и понимал, что если ты и вправду хочешь принести кому бы то ни было добро — в начале нужно научиться правильно видеть землю и все, что на ней происходит. А служба в храме очищает взгляд и прибавляет нам мудрости в том, что мы избираем и делаем. Потому и я, подобно древнему королю, каждое свое утро начинаю с литургии. У меня в жизни слишком много дел, для которых требуется вдохновение жить и созидать, а я не видел ничего в большей степени дарующего вдохновение. Часто бывает, что только еще едешь к храму, как приходит желание создать новый рассказ или сказку, стихи или статью, записать пришедшие в сердце строки и вообще, открыть смысл во всем, что с тобой теперь происходит. И оказывается — каждый день и час просто полон событий. Важным может стать опавший лист, новый рассвет, паутина в утреннем тумане. Не говоря уже о встречах с людьми, хотя они не всегда дарят радость. Но литургия, как выразился бы Экзюпери, дает силу пережить присутствие нескольких гусениц, если уж мы хотим познакомиться с бабочками...

Что бы Вы хотели пожелать нашим читателям?

Как-то я читал «Дух средневековой философии» Этьена Жильсона и одновременно с этим «Жизнь Карла Великого» пера Эйнхарда, средневекового историка. Средневековый историк писал гораздо интереснее современного профессора… Эйнхард не стремится сказать о сложном еще более сложно и старается говорить красиво. Как сказал бы Шмеман, «он пишет для людей, а не для богословов». Пишет языком поэзии, обращаясь к сердцу и уже через сердце касаясь разума. Потому его слово не просто сообщает некую информацию о чем-то далеком от нас, как у Жильсона, но вводит древних персонажей в нашу жизнь, побуждает нас к сочувствию, молитве о них и к нашей собственной перемене сердца. И я хотел бы сказать читателям, что все Божие всегда совершается в красоте. А если мы на улице или в храме видим что-то в мыслях, словах, делах или отношениях между людьми, что никак нельзя назвать высоким и красивым, то просто нужно помнить, что увиденное сейчас нами далеко отстоит от Господа и Его Церкви, к которой принадлежит лишь то в людских делах, отношениях и словах, чего явно касается Дух Святой. Это знание поможет нам избежать разочарований и всегда видеть, что мы созданы и приведены в мир для высочайшего, для чего мы и рождены людьми!

[1] Патрология — учение об Отцах Церкви.

[2] Патристика — богословская дисциплина, предметом которой является изучение богословских воззрений Отцов Церкви.

Беседовала Виктория Иващенко

28.04.2018

Просмотров: 71
Рейтинг: 5
Голосов: 2
Оценка:
Выбрать текст по теме >> Выбрать видео по теме >>
Комментировать