Андрей Анисимов: «Храм — не цирк, там удивлять никого не надо»

В Минске построят храмовый комплекс по проекту известного российского архитектора Андрея Анисимова, который возглавляет Гильдию храмоздателей и руководит «Товариществом реставраторов». На месте временного храма в честь святого равноапостольного Николая Японского будет возведен новый, на территории прихода также появится социальный центр и дом причта. Одна из встреч авторов проекта с руководством прихода проходила в Доме паломника Свято-Елисаветинского монастыря.

— Андрей Альбертович, знаю, что во время вашего пребывания в Минске в нашем монастыре вы были совсем недолго. Успели увидеть наши храмы?

— К сожалению, график был настолько плотным, что в самом монастыре времени мы провели очень мало. Но с монастырем наши мастерские давно находятся в некоей связи. К нам в Москву неоднократно приезжали мастера из вашей обители, и наши художники всегда следят за работами ваших мастерских. Свято-Елисаветинский монастырь славится творчеством и своей открытостью. Так, ваша мозаичная мастерская, на мой взгляд, одна из лучших! У нас тоже есть мозаичисты, но до уровня вашей мастерской, я думаю, нам еще нужно расти.

— Возникновение мастерских в монастыре обусловила необходимость. Строились храмы, и нужно было делать работы по их благоукрашению. Так появились витражная, каменная, мозаичная, иконописная и другие мастерские. А как развивалось ваше товарищество?

— «Товарищество реставраторов» развивалось по такому же принципу. А начиналось всё с нас — архитекторов. Это было в конце восьмидесятых. При Архфонде Союза архитекторов СССР мною было создано творческое объединение, и мы, как архитекторы, изначально хотели заниматься только проектированием. Но митрополит Нижегородский и Арзамасский Николай (Кутепов) сказал нам, что ему не нужны наши бумаги, а нужен построенный храм. Мы тогда сразу поняли, что не можем отделить проектирование от строительства — это было принципиальное решение, и оно существует у нас до сих пор. То есть храмы мы и проектируем, и строим.

Изначально я считал, что раз в храмовой росписи, иконостасах, мозаиках мало чего понимаю, то лучше построю храм, а дальше пусть художники-иконописцы приходят, расписывают, и всё будет хорошо. Но когда я увидел результат, то подумал, что сделал бы иначе. Тогда я для себя решил, что стоит привлечь специалистов, которые связаны с церковным искусством и с которыми я смогу найти общий язык. Когда рядом с архитектором сидят художник-иконописец и художник-мозаичист, проектировать храм значительно легче. Работы по храмовой росписи и мозаике должны закладываться во время проектирования.

В противном случае художник приходит в построенный храм и думает, что на главной стене на месте, где бы он мог написать образ, архитекторы уже сделали окно. А мы, к примеру, в одном храме в Санкт-Петербурге в проекте интерьера сделали окна, которые затем должны были быть включены в композицию самой росписи храма. То есть окна храма на фреске стали окнами нашего храма.

— Очень интересно.

— Если бы это не было задумано с самого начала, то это невозможно было бы сделать.

— У ваших художников есть отдельные заказы по росписи храма, созданию иконостасов, мозаики?

— Они бывают крайне редко, мы выполняем комплексную работу: от проектирования храма до его освящения.

— Значит, вы редко сталкиваетесь с тем, что в проект, который предлагают художники, заказчик начинает вносить поправки согласно своему видению. И в итоге работа, проделанная на бумаге, очень часто отличается от того, что мы видим в результате.

— Это очень распространенная проблема. И в росписях, и в мозаиках, и в архитектуре. Не всегда вкус заказчика совпадает с нашим. Конечно, это большая беда. Но в храме в честь святителя Николая Японского наш эскиз приняли сразу. Его настоятель отец Павел Сердюк доверился нашему вкусу. Не только он, но и все прихожане, которые ему активно помогают. Они сразу увидели отличительную черту будущего храма — этнические мотивы. Этот храм не построишь, к примеру, в Сибири, ведь он совсем не оттуда, в нем переданы мотивы Беларуси. Цитата не обязательно является прямой, она может быть в деталях, той же обработке деревянной поверхности.

Мы хотим, чтобы в этом храме сочетались принципы японской архитектуры, японского минимализма и национальных черт русской и белорусской культур. Причем культуры не городской, не пафосной. Мы отталкивались не от кафедрального собора в стиле барокко с присущей ему роскошью, а скорее даже от сельской мазанки.

Условия диктовала и среда. Рядом парк, который в какой-то степени контрастирует с безликой жилой застройкой. Сюда приходят дети разного возраста, и для их эстетического воспитания важно, чтобы после всех этих бетонных панельных прямоугольных форм они увидели некую живую фактуру дерева и камня.

Сам проект не позволяет увидеть фактуру храма, ощутить ее тактильно, но можно посмотреть наши другие храмы — уже построенные — и понять, что мы очень бережно относимся к поверхности стены. Оштукатуренная стена носит отпечатки рук, через нее просматривается кирпичная грубо обработанная кладка. Такие же вручную обмазанные домики я увидел у вас в центре Минска.

Здесь в храме мы хотим применить аутентичные материалы, формы, поверхности, фактуры. Что-то похожее есть и в японской архитектуре. С одной стороны — традиционно, с другой — абсолютно современно.

Еще раз подчеркну, что основа всё-таки в деревне, потому что там традиции переходили из поколения в поколение. Так, площадка-корабль на территории прихода сделана из малообработанной доски — природный материал и совершенно деревенский прием. Его используют в странах Северной Европы уже очень давно, и эпоха модерна на рубеже XIX и XX веков также разрабатывала тему природы, природных материалов, цветов и форм. Поэтому мне близка эпоха модерна.

Еще мне нравится конструктивизм. Заслуга конструктивистов в том, что работу конструкции, работу материалов они превратили в эстетику. Я закончил факультет промышленной архитектуры, и поэтому для меня сама конструкция и ее устойчивость — это приоритетная задача. И самое главное — я должен людям показать работу конструкции так, чтобы они были уверены, что храм не упадет. Поясню. Современные материалы позволяют сделать очень тоненькие колонны, очень большие пролеты. Но человеку, который не имеет знаний о сопротивлении материалов, будет казаться, что вот такой гигантский пролет на тоненьких ножках очень неустойчив. По расчетам всё будет хорошо, но визуально он будет неустойчивым. В храме такую конструкцию лучше не применять…

— Потому что люди будут думать о том, что на них что-то упадет.

— Совершенно верно! У них не будет душевного спокойствия. Я сам во время службы в одном храме с очень странной конструкцией переживал: упадет — не упадет? А потом, когда разговаривал со священниками, они сказали, что тоже все были в поту.

Нельзя так людей искушать! Храм — не цирк, там удивлять никого не надо. То есть не надо удивлять конструкцией, которая держится на одной точке, и вы боитесь под ней стоять. Всё должно быть очень статично. Если вы посмотрите на наши проекты, то увидите, что у нас всегда есть некое расширение книзу. Я тоже делаю контрфорсы и наклонные стены. Причем иногда, когда позволяет бюджет и технологии, делаю стену не просто наклонную, а так называемый энтазис. Вам знакомо это понятие?

— Нет, расскажите.

— Энтазис — изобретение древних греков. Они колонны делали таким образом, что те сначала идут от земли почти вертикально, а потом постепенно кверху сужаются. Эта кривая линия сужения кверху называется энтазисом. Западающие внутрь стены при ближайшем рассмотрении мы увидим во многих храмах, и западают они не по прямой, а по такому вот сложному изгибу. Мы построили несколько храмов с использованием энтазиса, и они выглядят потрясающе! В природе прямая линия встречается мало где, а вот такая плавная линия заваленных стен воспринимается очень статичной.

— Мы начали говорить о внешнем виде храма Николая Японского. А каким будет интерьер?

— Проект интерьера сейчас находится на стадии обсуждения. Окончательного варианта пока не существует. Конечно, мы будем отталкиваться от литургического пространства. Учитывается и ход богослужений. Очень важно, чтобы всё было торжественно и красиво. Для нижнего храма разрабатывается одна схема, для верхнего — другая, более сложная. Но всё будет продумано.

— На какое количество прихожан будет рассчитан новый храм?

— Мы проектируем храм на 500 человек. Но у нас хитрая система с раздвижными стенами. На будничной службе они будут закрыты, а на воскресные литургии и большие двунадесятые праздники стеклянные перегородки раздвигаются, и за счет притворов помещение увеличивается на одну треть. Можно провести аналогию с японскими ширмами. Нам это очень помогло. Таким образом мы решили проблему, с которой сталкиваешься в больших храмах, куда на будничную службу приходят условно 15 человек. Храм должен выглядеть наполненным, даже если в нем будет мало людей.

— Я также читал о том, что при проектировании этого храма учитывался экологический аспект.

— Задача увязать храм с природой — это моя давняя идея. Мы сознательно отказались от увеличения высоты и объема самого храма, благодаря чему комплекс начинает органично вписываться в окружающую среду. Летящий, стремящийся вверх храм — это, конечно, правильно и хорошо, но не всегда. Надо понимать, что существуют также определенные природные предпосылки. Строить в ландшафте с этим замечательным парком гигантский храм, конкурирующий с многоэтажками, совершенно не хотелось. Приход поддержал мое мнение, что, наоборот, храм должен быть распластанным и в какой-то мере перетекать в ландшафт. Проект храма имеет возникающий объем, он вырастает из склона. Доминантой будет колокольня.

Даже если посмотрим с практической точки зрения, колокольня по материальным затратам не очень дорогая, и ее не надо отапливать. То есть мы создаем доминанту, создаем полет, но мы всегда думаем об экономике. К сожалению, об экономике думать нам приходится с каждым годом всё больше и больше. Этим моментом обусловлено и увеличение пространства, то есть объемы, которые не задействованы во время службы, не нужно будет отапливать. Материальная сторона обусловливает и то, что мы применяем натуральные материалы, отказываемся от внешнего декора. Церковный образ достигается исключительно формами самого храма, которые несут конструктивную и смысловую нагрузку.

— Храмы строятся на века. Интересно, каким стилем будущие поколения охарактеризуют современные храмы? Есть ли сейчас какое-то общее направление в церковной архитектуре? Каких стилей придерживаются архитекторы?

— Нас часто просят построить храм в стилистике какого-то другого храма, но мне кажется это неправильным, ведь как раз по тем храмам, которые мы строим сейчас, будут определять наше духовное, экономическое и социальное состояние, и в целом о нас будут судить по нашим храмам. В связи с этим у меня есть недовольство и собой, и моими коллегами, которые копируют храмы. Мне кажется, что копирование — это тупиковый путь.

Можно представить, что будет говорить общество будущего при рассматривании архитектуры рубежа XX–XXI веков. Они могут сказать, что в то время не было никаких социальных предпосылок, не было талантливых архитекторов, поэтому они занимались тем, что копировали другие храмы: начиная от века X и заканчивая храмами начала XX века.

— В одном из интервью вы говорили, что развитие церковного зодчества у нас закончилось стилем модерн, потому что затем 70 лет мы жили в советской эпохе. Но вы же были на Балканах, в Греции и в каких-то других странах. Интересно, а как храмовая архитектура развивалась в XX веке у них?

— Дело в том, что в эти 70 лет в других странах православного мира тоже было не всё гладко. Всем было несладко… Там сейчас тоже происходит процесс возрождения церковной архитектуры. Только он начался немного раньше. И там хватает своих проблем. На Балканах из-за сейсмики фактически все храмы отливают из бетона. Да, бетон позволяет многое упростить и, скажем так, прощает многие конструктивные ошибки. Но при этом из бетона пытаются сделать арки, имитируя кирпичные и каменные формы, а в итоге получается не очень, и вновь мы приходим к приемам, которые вызывают ощущение неустойчивости конструкции.

— Вы преподавали церковную архитектуру, и у вас в мастерских трудится много молодых людей. Почему молодежь приходит в эту профессию?

— Да, практически все, кто работает в товариществе, пришли ко мне еще будучи студентами, тогда они учились на последних курсах в различных архитектурных институтах, а сейчас занимают ведущие позиции в мастерских. Это люди, которые в качестве своей профессии выбрали церковное зодчество, а для меня это задача номер один — чтобы возродилась профессия. Я глубоко убежден, что церковным архитектором не может быть архитектор, который занимается множеством других направлений, а строительство храмов для него что-то вроде хобби. Одного интереса недостаточно. Многие не понимают, что это колоссальная работа, и нужно спроектировать храм так, чтобы он был не просто какой-то имитацией древней архитектуры, а чтобы он стал действующим сложным многофункциональным организмом.

К слову, один из признаков современной церковной архитектуры в том, что функция Церкви поменялась. Церковь — это не только храмы, где совершаются богослужения, Церковь — это и работа с молодежью, работа с различными трудными социальными слоями. Сейчас на приходе храм занимает 10–15 процентов от общей территории, на остальном пространстве появляются образовательные, спортивные, благотворительные и просветительские центры. Я против того, чтобы всю социальную сферу, которая находится в церкви, декорировать под псевдоцерковность.

Я думаю, центр должен быть функциональным, светлым, просторным, с хорошими кабинетами, спортивными залами. Должно быть очень грамотное соединение современной и традиционной архитектуры. Это то, что мы и здесь сейчас пытаемся сделать. В нашем проекте мы видим плавный переход от храма к современному комплексу социального центра.

И мне нравятся те идеи, которые предлагает молодежь. Я лишь корректирую, направляю их сам в какое-то определенное русло, а иногда мне приходится даже провоцировать их на более дерзкие архитектурные и художественные решения. У нас есть и современные решения. Недавно по просьбе одного игумена мы спроектировали скит, который назвали «Южная здравница северного монастыря». Проект получился абсолютно современным и вызывает большой интерес.

Другое дело — заказчик часто пока еще не имеет представления о современной архитектуре, не мыслит современными образами, современными материалами. Есть предпосылки, но нет предложений.