История усыновления (Часть первая)

В СМИ часто затрагивается тема усыновления как напрямую связанная с милосердием. В реальной жизни столкновения с этой темой редки и, скорее, носят какой-то стыдливый, трагичный, негативный оттенок. Встречаются люди, абсолютно уверенные, что сироты — это обычные дети, которым лишь немного больше нужно уделить любви. Но чаще бытует мнение, что это — генетические уроды, психически больные люди, помощь которым обречена на провал. Это крайние точки зрения. Как и в любой другой области жизни, здесь гораздо больше оттенков. Мой опыт небольшой — четыре года вместе с двумя детьми. Хотелось поделиться своими наблюдениями, размышлениями за этот период. Не знаю, правда, принесут ли они какую-то пользу. Интернет и так наводнен различной информацией, которая обрушивается, отнимает время…

Неброская радость

Осень 2014 года…

Когда мои знакомые и подруги становились вначале просто мамами, потом — мамами многодетными, а у меня детей не было, я смотрела на них издалека и видела просто идиллическую картину: любящие, заботливые родители, милые, забавные дети… Но когда эти мамы приближались и начинали делиться подробностями своей жизни, то возникало недоумение: в основном они говорили о болезнях, капризах и различных нестроениях. Одна мама говорила, что только с появлением детей осознала, насколько она раздражительный, несдержанный человек. Другая делилась, что за последние 12 месяцев 15 раз лежала в больнице со всеми детьми по очереди. От третьей прямо накануне пасхальной ночи я получала эсэмэску: «Помолитесь, еду в больницу на скорой с младшим» и т. д. и т. п. Так что в конце концов, встречая очередную маму и выслушивая повествование о ее трудностях, я задавала один и тот же вопрос: «А радость-то есть в этом хоть какая-то?» Мамы без тени сомнения в один голос говорили, что, конечно же, есть! Но в чем она — вразумительно объяснить не могли. Теперь, случается, подобный вопрос задают и мне. В ответ на мои жалобы.

У нас с мужем двое усыновленных мальчиков-погодков трех с половиной и четырех с половиной лет. Они родные братья. В семье у нас полтора года. Старший в годик оказался в доме ребенка, младший — с рождения. Кроме них, детей у нас нет. Набор наших трудностей среднестатистический. Есть некоторые проблемы со здоровьем, отставание в общем и речевом развитии, особенно у младшего. Самое тяжелое — это поведенческие нарушения у старшего. Хотя говорят, что у нас далеко не самый тяжелый случай. У детей бывает два режима, впрочем, как и у любого другого человека (Мне нравится у Бориса Гребенщикова: «У меня есть две фазы, мама… Когда я трезв — я Муму и Герасим, мама, а так я — война и мир».). Когда дети спокойны и всем довольны — они вполне милы, но малейшая трудность, недовольство, усталость, переизбыток впечатлений — и их поведение резко становится просто диким. В такие моменты мне кажется, что, скорее, я с детьми озверею, чем они со мной очеловечатся. Может, у нас еще не завершился процесс адаптации, поэтому мне проще говорить о трудностях, чем о радостях. Надо надеяться, что хорошее начнет перевешивать, и плохое не будет это затмевать. Что-то, бесспорно, должно поменяться в моем сознании, что-то — в детях…

Умею ли я дарить радость? Как-то не задумывалась об этом. Вспоминается наклейка на одном автомобиле: «Езжу, как могу!» Так и мы с детьми — живем, как можем. И я, и они.

Запали слова одной обычной мамы, которые прочла в Интернете: «Давайте будем честны перед собой — мало кто из нас просто любит детей. Вообще детей. Любых. Не на картинке, не на забавном видео в Интернете, а живых таких, орущих, чумазых, капризных детей, которые постоянно не там, где надо, и не в то время, когда надо.

Мы любим своих детей, потому что любим себя, а дети — продолжение нас. Но и свои дети доводят нас до белого каления ровно так же, как мы доводим сами себя. Дети как никто другой умеют указать на наши недостатки и слабости».

Мне как-то близки подобные реалистичные высказывания. Тяжело воспринять рассказы усыновителей о том, как их дети занимают первые места на школьных олимпиадах по математике, как они живут и не нарадуются на детей, как у них все идеально. Может, где-то и есть такое. Наверное, много от самого человека зависит, как он воспринимает ситуацию. Но с приемными детьми все-таки есть определенные объективные трудности, их больше, чем с обычными детьми. Радости тоже есть, конечно. Может, их тоже больше…

В садике сегодня утром переодеваемся, старший обнимает меня: «Мамочка, я тебя люблю!» И добавляет: «Только непостоянно». Я чуть не упала со смеху — правдивое признание!

Много всяких других умилительных моментов. Помню первый такой случай со старшим: дети пару недель, как попали домой, даю им по банану, а те слегка полежавшие, в крапинку. Артем берет банан и радостно восклицает: «Иаф! иаф!» («Жираф! жираф!»). Я тогда поразилась, как он в точку попал с расцветкой!

Накупила логопедических альбомов, пыталась поначалу заниматься с детьми сама. Показываю младшему картинки и спрашиваю, как написано: «Покажи, где у зайчика носик, ушки, где у лисички хвост». Дальше написано спросить у ребенка — где у него носик, ушки и т. д., а также про хвост — заострить внимание, что хвоста у нас нет. Спрашиваю: «А у тебя есть хвостик?» — а он решительно: «Дя-а!» — «Да ну? Где же?» Матвей с готовностью снимает штанишки и с такой наивной убежденностью показывает на то, что у него спереди: «Во!»

«Ва-ва» — у младшего означало «собака». Так он трогательно здоровался на улице, заглядывая собаке в глаза: «Дятите, ва-ва!» Потом логопед научила его говорить «гав-гав». Как-то гуляем во дворе, по площадке носится чья-то маленькая собачка. Неожиданно траектории Матвея и собачки пересеклись, Мотя упал, видно, больно ударился, поднялся и с гневом и слезами в голосе закричал вслед щенку: «Ню-ню-ню, гав-гав-гав!»

Однажды старший показывает на плакат с рекламой какого-то крема, где девушка с ослепительной улыбкой подпрыгивает в диком восторге, и спрашивает: «Что тетя делает?» Думаю: как же это сформулировать? «Радуется», — говорю. А Артем: «Что папа с работы пришел?»

Завариваю ему травяной чай от кашля, а он: «Не хочу чай!» Помолчал минуту и добавил: «А придется?»

Недавно переживала, что не хватает нам денег, чтобы расширить жилье (помещались в однокомнатной квартире), а Артем говорит: «Давай в банке возьмем!» (иногда брала детей с собой, когда платила за квартиру). Говорю ему, что если в банке берешь, то нужно же возвращать, да еще больше, чем взял. Прошло какое-то время, несколько недель, наверное, приносит мне коробочку из-под конфет, нарвал туда бумаги, говорит: «Вот тебе деньги на новый дом!» Так трогательно…

Часто просто эстетическое удовольствие получаешь, глядя на детей — такие гномики!.. Мой муж говорит, что не понимал раньше людей, которым хочется тискать младенцев, а теперь, глядя на младшего, отлично понимает, говорит: «Так и хочется его пожмякать!» Говорит, что наш младший ребенок — это какая-то промежуточная стадия между котиком и человеком.

Одна моя знакомая ухаживала за лежачей бабушкой. Рассказывала, как некоторые, ранее бравшиеся смотреть за ней, не могли поменять ей памперс, у них начинался рвотный рефлекс. Я говорю: «А как же мамы за детьми ухаживают? У них же рвотного рефлекса нет!» (У меня ни детей тогда, ни опыта ухода за лежачим больным не было.) А знакомая говорит: «Старик с каждым днем теряет разум, человеческое подобие, и это грустное, отталкивающее зрелище. А дети — это совсем другое! Они милые, они растут, умнеют, развиваются. Дети приносят радость!»

Теперь я убедилась в истинности ее слов! Это действительно чудо — видеть, как ребенок подрастает, учится новому! Я помню, как младший в два с половиной года не умел прыгать — приседал и выпрямлял ножки, так старался, но не мог оторваться от земли! Я, если честно, не верила, что он научится. А он научился! Когда он первый раз увидел беговел, то не хотел на него садиться, тягал его за собой. Прошло пару месяцев — и он стал просто виртуозно рассекать на нем! Как старший в четыре года научился кататься на двухколесном велике, когда сломались дополнительные колеса! Как научился тормозить, после того как носом врезался в забор! А я думала, что не научится. Как логопед бьется-бьется, и вдруг — появляется у ребенка новый звук! Тоже — неожиданная радость. Надо больше оптимизма и веры в детей! Мне этого не хватает. У усыновителя — еще дополнительные радости, когда видишь, как уходят какие-то специфические проблемы: вот, засыпая, перестал раскачиваться ребенок, и тому подобное. А вот на днях обрезала ногти старшему — и на всех пальцах было, что обрезать! Для меня это радость, так как первое время он так жутко грыз ногти, что невозможно было застать момент, чтобы их обрезать. Потом потихоньку добавлялось пару пальцев, где переставал грызть, а вот — впервые обрезала на всех! Значит, спокойнее ему становится! Правда, мы сейчас проходим лечение у невролога, наверное, отчасти и оно помогло. Жалею, что не сразу, как появились дети, обратилась к толковому врачу. Наверное, можно было старшему как-то облегчить его адаптацию с жуткими истериками…

Помню, как старший на 8 Марта подарил мне поделку, которую они делали в школе для малышей: свою фотографию с солнечными лучиками и надписью «Я твое солнышко» на магнитике. Девять месяцев, как он был у нас дома. Ему исполнилось четыре. Мне хотелось засунуть эту поделку куда подальше, так как этот ребенок был не солнышком, а мучителем для меня. Мне было тяжело и тоскливо слушать, как другие мамы с умилением рассказывали, как у них на холодильнике висит эта поделка. У меня тоже висела, но я смотрела на нее с отвращением. К младшему ребенку такого не было. Но вот прошло еще полгода, и отвращение к старшему прошло.

Как-то, когда было мне тяжко, спросила у него: «Ты меня хоть любишь?» А он: «Люблю». Я говорю: «За что?» А он не понимает вопрос. По-другому тогда формулирую: «Почему меня любишь?» «Потому что я — твой Артем!»

А бывало, скажет мне: «Я — твой щенок, а ты — моя хозяйка!» Да, кто в таком спокойном режиме видел его, тот не может представить, как этот же ребенок может довести не то что до белого каления, а просто — до нежелания жить. Я понимаю, что это у него оттого, что он много ужаса хлебнул за свою маленькую жизнь. Но пока у меня не всегда получается сострадать ему, чтобы привести его к исцелению. До сих пор наша совместная жизнь — это мучение с проблесками радости. Наверное, от нас зависит — на чем сделать акцент…

Поразили меня своей точностью слова Алисы Фрейндлих: «Одиночество — это когда некому отдать себя». Мне кажется, что самая главная радость родителя, усыновителя в том, что есть, кому себя отдать. Эта радость не феерическая, а такая — неброская, частенько даже трудная, но — настоящая.

История усыновления (Часть вторая) >>

История усыновления (Часть третья) >>

14.03.2017