«Это камуфляж, который позволяет подойти ближе…»
В ноябре 2016 года наш монастырь посетил монах Арсений (Йованович), сербский миссионер, автор книги «Бог и рок-н-ролл». В рамках мультимедийного проекта «Альтернативный понедельник» он провел очень содержательную встречу с посетителями мероприятия, а после состоялось еще несколько камерных бесед в монастыре. Мы уже публиковали большое интервью с отцом Арсением, что называется, по горячим следам. Но в архивах корреспондентов obitel.minsk.by еще оставались интересные записи, которые мы представляем вниманию читателей нашего сайта.
Отец Арсений, когда Вы получили приглашение от Свято-Елисаветинского монастыря приехать на «Альтернативный понедельник» в качестве гостя, как отреагировали? С какими мыслями сюда ехали?
Я ребенок Запада, хотя и родился в коммунистическом Белграде. Отец меня воспитывал как христианина, но я и мое окружение всегда были открыты западной культуре. В то время Россия воспринималась как оплот коммунизма, однако несмотря на это мы знали, что это очень духовная страна. Став монахом, я понял, что Россия — это мать. С одной стороны, Греция ближе нам, чем Россия, но я воспитан как русофил. Поэтому я был очень рад, когда меня пригласили, ведь, как ни странно, ни разу не был на русской земле. В течение нескольких последних лет я хотел сюда приехать, но ждал, когда будет на это Божия воля. Верю, что мой приезд случился именно по Божиему благословению. С первых шагов я ощутил здесь глубину Православия. Мне довелось бывать во многих странах Европы, в Австралии и Америке. Но здесь особенный дух. Даже от простых вещей.
Инокиня Иоанна: Мы знаем отца Арсения давно по материалам из Интернета. Наша сотрудница Маша Иванова прочитала Ваше интервью на сайте Православие.ру и обратилась ко мне: «Мать Иоанна, давайте позовем отца Арсения». Я подумала: «Как же отец Арсений отнесется к такому приглашению?..» А он сразу взял и согласился (смеется). Думаю, это действительно что-то духовное, воля Божия.
На самом деле это необходимо в первую очередь мне самому — оказаться в по-настоящему православной среде, окунуться в нее. Я все время нахожусь в западном мире и тоже нуждаюсь в подпитке. Сейчас я пребываю в некотором духовном кризисе, и, думаю, поэтому Бог внушил мне поехать сюда. Мне это больше нужно, чем вам.
Как Вы относитесь к мероприятиям. подобным «Альтернативному понедельнику»?
В западном мире мероприятия такого рода очень распространены. Собирается огромное количество людей, все развлекаются, веселятся, играют музыку, поют и танцуют. У вас по форме похоже, но имеет принципиально другое содержание. Тут есть пища для души. Я с интересом наблюдаю, как у вас все организуется. Например, сербам такой активности не хватает.
Я часто слышу упреки в том, что у меня слишком современный подход к миссионерской деятельности. Но я уверен, что очень важно с людьми говорить на современном языке. Иначе ты до человека не дойдешь. Я могу надеть темные очки и пользоваться уличным жаргоном, но потом начну говорить о духовном. Тем самым я показываю, что знаю их язык. То есть вся эта внешняя атрибутика — камуфляж, который позволяет подойти ближе. Молодых людей нельзя удержать только в Церкви — им нужны развлечения. Но и в развлечениях может быть духовное содержание. Я очень рад, что вы серьезно трудитесь в этом направлении.
Ваша книга «Бог и рок-н-рол» имеет очень провокационное название. Из него как будто следует, что рок-н-ролл и Бог — это что-то, что может стоять рядом…
Рок-н-ролл — это бунт против повседневности, черствости, косности. В своей книге я не выношу ему окончательного вердикта. Рок — это тоже некий выход, но он не дает исчерпывающего ответа на главный вопрос. Это только начало, начальный уровень движения. Молодой человек не должен останавливаться на этом уровне. Это как если бы 25-летний мужчина играл в машинки.
Давайте посмотрим в корень явления. От Ноя произошли три ветви человечества — Сим, Хам и Иафет. Мы, ведущие начало от Иафета, всегда были музыкальным народом, у нас в основе музыки — мелодия. Хам — это ритм, транс. Человек через транс открывает задуховное бытие. Когда чернокожие рабы стали приезжать в Америку, они внесли этот ритм в белую культуру и белую музыку, породив поколение битников и хиппи — представителей контркультуры, борцов с американской системой. Эти люди и стояли у истоков рок-н-ролла. И если африканцы создавали свою музыку как плач угнетенного народа, то белая молодежь была сытой, скучающей и дерзкой. И вот они открыли для себя удивительную музыку черных — блюз (от англ. Blues — скорбь, тоска). Блюз — это крик человека к Богу. Но для белых он звучит совершенно иначе. Они начинают превращать его в забаву, пишут пустые тексты о свободной любви и прочих низменных вещах. И постепенно скатываются к сатанизму (как, например, The Rolling Stones). Постепенно дух вуду начинает входить в западную музыку. Посмотрите, главные представители рок-культуры окончили свою жизнь очень рано и очень печально. Рок в этом смысле не принес ничего хорошего.
Были, конечно, и попытки спасти ситуацию, внедрить в рок-музыку какие-то высокие, божественные мысли. Это пытались делать люди, обратившиеся к вере. Но ничего не вышло — сама энергия рок-н-ролла противоречит этому.
Вообще, это очень деликатная тема. Молодым людям будет тяжело принять такую точку зрения, если транслировать ее в лоб. И здесь важно, чтобы во мне не увидели фанатика. Конечно, большая часть молодых людей не станет слушать меня. Но есть случаи, которым я свидетель, когда кто-то послушает, пробудится, поймет, что так и есть. У меня нет цели спасти весь мир. Но даже если одна душа будет спасена (а, слава Богу, это не одна душа), то мое дело не напрасно…
Если не рок-н-рол — то что тогда?
Это один из ключевых вопросов. Не вся современная музыка — зло. Самое главное — привести рок-н-рольную молодежь в Церковь, чтобы она пережила, почувствовала Живого Бога, ощутила радость Православия. Если молодой человек переживет это, то пусть слушает все, что хочет. Ведь тогда он будет понимать, что от определенной музыки теряет то, что приобрел. Он увидит, что растравливает свои страсти, возвращается к старому. Если так — не слушай такую музыку. Например, если ты готовишься к Причастию и вечером послушал какую-то музыку, и при этом у тебя мир в душе — слушай на здоровье. Если ты любишь ближнего, и музыка не лишает тебя этого чувства — все в порядке. То есть каждый для себя может провести такой тест.
Молодому человеку, который еще не в Церкви, очень тяжело это принять. Рок-н-ролл — это его жизнь. Он любит свой бунт. Можно написать 100 книг на эту тему, но если я не живу как православный христианин, как монах, я никого не приведу в Церковь. А если я сам борюсь со своими страстями, тогда человек, увидев меня, почувствует это. И ему не надо будет ничего говорить. Поэтому у людей, которые в Церкви, очень большая ответственность перед теми, кто еще нет.
Когда была поставлена Ваша личная точка в отношениях с рок-н-роллом?
Я принадлежал к поколению хиппи, нью-вейв. В мое время это движение было довольно позитивным. Это был протест против войны, материализма, против Вьетнама, Хиросимы. С 12 лет я стал ходить на концерты, в 19 — уехал в Америку. Религией для меня была философия, духовной практикой — медитация. Америка стала воплощением моих юношеских мечтаний о свободе и творчестве. Но со временем я стал понимать, что все далеко не так прекрасно, как мне это виделось. В 27 лет я был окружен музыкантами и художниками. Мне Бог дал качества, позволяющие войти в это общество. Все было хорошо материально. Были друзья, женщины, знакомства, деньги. Но внутренне это было полное духовное разложение. И последние два года — настоящая агония. В 29 лет я пришел к мысли, что все бессмысленно. И подумал, что сойду с ума.
Я уже неоднократно рассказывал о том, как на одной из модных тусовок познакомился с православным человеком, сербом, благодаря которому впервые ощутил, что есть путь наверх. Он и другие необыкновенные люди, которых мне послал в Америке Господь, вывели меня из пропасти и помогли вновь обрести смысл жизни. Но это был долгий путь.
В Нью-Йорке я познакомился с монахом Макарием, стал посещать русскую церковь, которую основал патриарх Тихон. В Сербской Церкви не мог найти себя, потому что там было много политики. Отец Макарий стал моим учителем. Однажды он направил меня в Пенсильванию, в монастырь Тихона Задонского, чтобы я почистил их иконы. Там я понял, что монашеский путь — это мой путь. Вернулся в Нью-Йорк, нашел работу, отдал долги, раздал весь свой огромный гардероб (смеется) и вернулся в монастырь.
И с тех пор Вы больше не возвращались к прошлой жизни и увлечениям?
В любой жизненной ситуации я всегда шел до края — и в грехе, и с Христом. Без духовного руководства такой максимализм очень опасен. Я начал впадать в страшную демонскую прелесть, стал очень высоко о себе думать. И дошел до кризиса, еще более глубокого, в котором находился до этого. В какой-то момент я не смог молиться. Как только произносил слова молитвы, начинались ужасные страхования. Если я, несмотря ни на что, продолжал — начинало болеть все тело. Мне казалось, что я просто умру, если не прекращу молитву. Когда я совсем перестал молиться, настал ад. Я даже стал думать о самоубийстве… И тогда Господь послал мне старца Ефрема, который позвал меня на Святую Гору.
Когда я приехал на Афон, то сразу попал на 15-часовое всенощное бдение. В ту ночь я искал разговора со старцем, и в 3 часа ночи мы встретились. Один иеромонах переводил беседу. Старец спросил: «Ты будешь меня слушаться?» Я ответил: «Да». Он сказал: «Хорошо. С этого момента начни молиться, не переставая». Я говорю: «Но я не могу!» А он: «Ты будешь меня слушать? Ты молись, даже если умрешь. А я буду за тебя молиться». Я был в ужасе.
Когда я произнес первые за восемь месяцев слова молитвы, в ушах начался страшный звон. Казалось, я просто умру или сойду с ума. Но про себя я повторял, что старец — святой человек и знает, что делать, что он меня защитит. От страха весь вспотел. И вдруг почувствовал, что становится легче. Тогда я понял, что за меня молится отец Ефрем. Так я стоял до конца бдения и после этого как будто вернулся к жизни.
С Афона Вы уехали в Дечаны, где прожили много лет. Не жалеете о том, что покинули Святую Гору? Почему не остались там?
Я понял, что греки — совсем другой народ, они отличаются от славян. Но по духу и уставу монастырь Дечаны очень близок к Афону. Мне кажется, что это была Божия воля.
Вы говорили, что всегда стремились к пустынножительству. Но сейчас Вы в братии Острога, наверное, одного из самых посещаемых монастырей Черногории. Да и Ваше послушание миссионера тоже подразумевает постоянное общение с людьми… Как Вы себя чувствуете в таком ритме жизни?
Я имею такой жизненный опыт, о котором в Церкви мало кто имеет представление и мало кто говорит. Я — жертва своего опыта, и должен рассказать о нем другим. Есть в церковной среде мнения, что моя миссионерская деятельность слишком свободная и современная. Но я как пес, который ищет потерянных овец и приводит их к пастырю. Это моя миссия. За четыре года моей активной миссионерской деятельности очень большое число людей пришло в Церковь.
Иногда ко мне подходят люди и так просто говорят: «Отче, измени мою жизнь». Конечно, я не могу этого сделать, только Бог может. Но так получилось, что через меня Бог действует. Я чувствую огромную ответственность. И чувствую, как дьявол на меня нападает, особенно через людей — как вне Церкви, так и внутри. Но я верю, что это мне нужно. Однако если Церковь скажет мне «хватит», я с удовольствием вернусь в монастырь.
Перевод с сербского языка инокини Иоанны (Панковой)
Подготовила Юлия Гойко
02.06.2017