«Если вы приняли монашеский постриг, никогда об этом не жалейте (часть первая)»

Беседа с начальником Санкт-Петербургского подворья Валаамского монастыря игуменом Петром (Романовым)

Санкт-Петербургское подворье Валаамского монастыря расположено на углу Нарвского и Старо-Петергофского проспектов. Комплекс зданий подворья, построенный в 1904─1910 годах по проекту выдающегося зодчего Василия Антоновича Косякова для Успенского Старо-Ладожского женского монастыря, включает в себя составляющие единый ансамбль храм Казанской иконы Божией Матери с приделами во имя Святителя Николая Мирликийского, чудотворца, и Преподобного Серафима Саровского, часовню и прочие постройки. В 1919 году после закрытия монастыря подворье было официально упразднено, но монашеская жизнь продолжалась до 1932 года, когда все насельницы были репрессированы. Храм закрыли в 1935 году, некоторые священнослужители приняли мученическую кончину. В годы гонений храм использовался сначала под универмаг, а затем под производственные помещения мебельной фабрики. Прочие постройки были переданы под жилье. Подворье подверглось разграблению и варварским переделкам.

В 1989 году трудами и молитвами митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия, будущего Патриарха Московского и всея Руси, подворье было возвращено Церкви и передано Спасо-Преображенскому Валаамскому монастырю. В начале девяностых годов, после выполнения объемных первоочередных работ по восстановлению поруганной и обезображенной святыни, сначала были освящены боковые приделы храма, а в 1994 году Святейший Патриарх Алексий II великим чином освятил главный престол. На подворье возобновилась богослужебная и монашеская жизнь, оно стало площадкой для духовного и материального возрождения Валаамского монастыря. Почти сразу в возрождающуюся обитель пришел трудником нынешний начальник подворья игумен Петр (Романов).

Духовные поиски

Само подворье находится в центре шумного Санкт-Петербурга. Но многие, побывавшие в обители на острове, уверяют, что если среди суеты большого города найти свободную минуту и зайти на подворье, то вновь как будто окажешься в тиши монастыря острова Валаам.

Начальник подворья игумен Петр делится своими размышлениями о том, как монашество меняет человека, делает для него возможным то, что до этого казалось невыполнимым.

— Я пришел на подворье в мае 1991 года, — вспоминает отец Петр. — Мы все тогда только начинали, и сам Валаам был в начале своего возрождения. Более полувека на подворье не было церковной молитвы. Из первой братии сейчас в обители, пожалуй, остался только один человек кроме меня — игумен Фотий (Бегаль) (сейчас он является начальником Приозерского подворья монастыря). Тогда он уже был иеромонахом, я же пришел простым трудником.

Санкт-Петербургское подворье — это важный узел, который связывает монастырь, расположенный на острове, с «большой землей». Здесь находятся бухгалтерия, канцелярия монастыря, юридическая служба, отдел снабжения, автотранспортное предприятие монастыря. Вместе с тем подворье — это духовная семья, которая имеет свой богослужебный круг, свою духовную атмосферу, свой уклад.

Отец Петр, сколько Вам было лет, когда Вы пришли на подворье? Расскажите, пожалуйста, подробнее о своей семье.

Когда я пришел на подворье, мне было 30 лет. В миру звали Дмитрием. Принял меня игумен Андроник (Трубачев) (наместник Валаамского монастыря с 1989 по 1993 годы). Узнав, что я из церковной семьи (муж моей родной сестры вместе с ним заканчивал Московскую духовную академию), он предложил мне жить на Валааме. Но я сказал, что очень люблю Москву и не уверен, удастся ли мне полностью связать свою жизнь с Валаамом. Отец Андроник ответил, что летом я могу быть на Валааме, а зимой — приезжать в Москву на подворье, и вскоре предложил мне монашеский постриг. Заручившись благословением архимандрита Кирилла (Павлова), я согласился. И ради утешения, как я думаю, он при постриге дал мне имя святителя Петра, покровителя Москвы. Сейчас я понимаю, что это было промыслительно. Мне близки смирение святителя Петра, его молитва.

Вырос я в православной семье. Мама и отец были верующими людьми, в семье было семеро детей. Мой прадед по материнской линии, иерей Аркадий Морозов, в годы гонений на Церковь был репрессирован и скончался от голода в рязанской тюрьме.

Мама была знакома с матушкой Марией Лаговой, муж которой, протоиерей Петр, был также репрессирован. Матушка Мария была духовно чутким человеком, думаю, она молилась, чтобы кто-то из детей нашей семьи стал священником, подарила нам икону Спасителя. В свое время именно этой иконой святой праведный Иоанн Кронштадтский благословил на священство ее мужа, на иконе осталась об этом надпись. Перед моим уходом в монастырь папа благословил меня этой иконой. В монашестве я получил имя, соименное репрессированному протоиерею Петру Лагову, возможно, в этом есть какая-то духовная связь.

Вы сказали, что в монастырь пришли в 30 лет, а что было до этого, чем Вы занимались в миру?

Мой отец работал в Бауманском институте, на кафедре, где разрабатывали ракетные двигатели; был механиком высокой квалификации, ветераном труда, проработал там более сорока лет. Отец меня устроил в институт, где я и трудился десять лет в системе снабжения, одновременно учился на вечернем отделении. Но техническая сфера меня не привлекала, я, скорее, гуманитарий.

Когда же начались сознательные духовные поиски, все изменилось. Мне было уже 27 лет, духовник благословил меня на монашество и направил пожить в Оптину пустынь, но посоветовал взять благословение на поездку у отца Кирилла (Павлова). Обычно мой духовник благословлял по серьезным вопросам обращаться к отцу Иоанну (Крестьянкину), но в тот момент у меня не было возможности выехать в Печоры. Мне удалось встретиться с отцом Кириллом, и он благословил меня поехать потрудиться в монастыре. Я поехал в Оптину пустынь, получил там благословение и прожил в обители восемь месяцев.

Помню, что приехал я в Оптину на Покров Божией Матери в 1988 году вместе с Игорем Росляковым, будущим иеромонахом Василием, убиенным на Пасху в 1993 году. Отец Василий был журналистом, мы были прихожанами одного из подмосковных храмов, окормлялись у одного духовника, и у обоих было благословение на монашество. Отец Василий занимался спортом (капитан команды МГУ по водному поло) и был физически крепкий. Мне было тяжелее — не было такой подготовки. И через восемь месяцев духовник благословил меня вернуться в Москву и помогать молодому священнику на приходе в Подмосковье, где я провел полтора года.

Отец Петр, что помогало Вам преодолевать нагрузки и трудности в первое время?

Нагрузка была далеко не только физическая. Монастырь стоял в разрухе, не было отдельных келий, жили по 15 человек, спали на раскладушках, было много тяжелых послушаний, таскали кирпичи и так далее. Но главное — не было еще опытных руководителей, которые могли бы решать духовные проблемы. Все иеромонахи были молоды. Когда возникали трудные вопросы, мы с отцом Василием ездили в Печоры к отцу Иоанну (Крестьянкину) (это первый старец, которого я встретил в своей жизни). Когда мы начинали возрождение обители, это было пустое место, совершенно необжитое. Надо было туда вдохнуть жизнь, и не просто жизнь, а жизнь духовную.

  Хорошо, когда знаешь традиции, понимаешь, что правильно, а что — нет. Разноголосица, разные мнения бывали во все времена, и только с годами приходят некоторый опыт и рассуждение  

Как уже было сказано, я прожил в Оптиной восемь месяцев, а отец Василий — пять лет. Вскоре он принял мученическую кончину. Потом я ездил на похороны отца Василия. Когда его готовили к погребению, омывали тело, то, как рассказывали братья, это было тело исхудавшего, изможденного человека. Он не жалел себя, нес большие труды и духовные брани. Отпевали его пасхальным чином. Это событие оставило неизгладимый след в моей жизни. Тогда монахи поговаривали, что все бесы слетелись, чтобы мешать восстановлению обители.

Были различные сложные ситуации, в том числе внутримонастырские, ведь даже в духовной среде есть разные взгляды. Хорошо, когда знаешь традиции, понимаешь, что правильно, а что — нет. Разноголосица, разные мнения бывали во все времена, и только с годами приходят некоторый опыт и рассуждение.

  В монашестве человек получает благодать, которая помогает, иначе он так и остается мирским, и духовное пламя в нем так и не разгорается. Постриг меняет человека, он рождается духовно  

После Оптиной я прожил еще полтора года на приходе в Подмосковье. А потом съездил к отцу Кириллу в лавру, где он дал мне благословение ехать на Валаам. Через несколько месяцев я отправился в Санкт-Петербург на Валаамское подворье, но на сам Валаам тогда не попал, поскольку здесь меня сразу как-то задействовали, и началось мое послушание именно на подворье. Тогда был еще игумен Андроник. Кстати, очень быстро, буквально через год, он меня и постриг, сразу в мантию. В том же году меня рукоположили во иеродиакона, а затем, уже при новом игумене архимандрите Панкратии (ныне епископ Троицкий Панкратий. — Прим. ред.), я стал иеромонахом. Думаю, что это Промысл Божий. В монашестве человек получает благодать, которая помогает, иначе он так и остается мирским, и духовное пламя в нем так и не разгорается. Постриг меняет человека, он рождается духовно. Пути бывают разные. Когда отец Андроник вернулся в Троице-Сергиеву лавру, за духовными советами я начал обращаться к отцу Кириллу (Павлову), который принял меня и духовно поддерживал все эти годы, до того времени, пока стал недоступен из-за ухудшения здоровья. Я бывал у него пять-шесть раз в году, иногда чаще, и благодарю Бога, что у меня была возможность регулярно советоваться с батюшкой Кириллом.

Продолжение следует…

Источник: «Монастырский вестник» № 7 [43], июль, 2017

Благодарим за содействие Кристину Полякову

Если Вы приняли монашеский постриг, никогда об этом не жалейте» (часть вторая) >>

06.09.2017