Благодать совершенного обращения

В феврале 1955 года в Саратов прибыл новый владыка — епископ Вениамин (Милов).

Верующие саратовцы успели уже привыкнуть к частым сменам правящих архиереев — никто из них начиная с 1942 года, то есть с того момента, когда фактически уничтоженная к концу тридцатых епархия получила вдруг возможность как-то существовать, не занимал кафедру более трех лет. Предшественник епископа Вениамина, архиепископ Гурий (Егоров) окормлял православный Саратов на протяжении года и семи месяцев. Власть боялась оставлять архиерея на кафедре надолго. Боялась, что люди привыкнут, полюбят своего владыку, что его авторитет будет расти... Потому через год-полтора, а то и сразу начинали искать поводы, чтобы сместить и выслать вон.

Но владыка Вениамин таких хлопот власти не доставил: через полгода после назначения отошел ко Господу и был похоронен на старом Воскресенском кладбище. Ему было всего 58 лет.

Давайте подумаем, ну что такое полгода? Давайте оглянемся на наши с вами полгода — вот эти, последние, промелькнувшие, пролетевшие… Слава Богу, если они хоть что-то по себе оставили, хоть что-то в нас изменили, хоть какой-то плод принесли…

А шесть месяцев пребывания на саратовской кафедре епископа Вениамина принесли вот какой плод: с той поры, то есть с августа 1955 года его могила на Воскресенском кладбище — объект непрерывного народного паломничества. Тропа к этой могиле не зарастала ни при Хрущеве, ни при Брежневе, ни в перестройку, ни в жуткие девяностые… И если мы с вами приедем на Воскресенское сейчас, сегодня, то обязательно увидим на могиле живые цветы, горящие лампадки и свечи, письма владыке (в закрытых стеклянных банках и бутылках, как с необитаемого острова) и почти всегда — молящихся людей. Что интересно, это будут люди разных поколений…

Что же в нем было такое особенное, в этом русском монахе? Чтобы ответить на этот вопрос, можно открыть книги, в которых собраны его письма разным людям, его богословские работы и проповеди — такие книги сегодня есть, они изданы и нашей митрополией, и Троице-Сергиевой лаврой. Но какой-то ответ мы можем получить, просто посмотрев в глаза за круглыми стеклышками очков — на фотографии. Так смотрят только Божии люди.

«Живую Божию руку над собою всегда чувствую. Безмерно хочется благодарить Господа за все Его не заслуженные ничем милости ко мне. Желание в душе одно: как бы умолить Бога о благодати совершенного обращения к Нему» (8 декабря 1951 г.). Это цитата из письма, написанного архимандритом Вениамином в казахстанской ссылке, где ему приходилось преодолевать в день десятки километров пешком (он работал землемером в тракторной бригаде), спать на голой земле в грязных юртах, не имея возможности даже постирать белье, страдать от пыльных буранов, месяцами не слышать русского слова, снимать углы в густонаселенных казахских мазанках... Адресовано письмо друзьям — семье протоиерея Тихона Пелиха. Без отца Тихона и его супруги Татьяны Борисовны архимандрит Вениамин в этой ссылке, пожалуй, и не выжил бы: Пелихи регулярно посылали ему продукты, деньги, одежду: «Сегодня, получив вашу посылку, я подумал, что если бы человеческая любовь облекалась только в слова, тогда от такой любви было бы холодно и тоскливо. А когда любовь становится реальным жезлом, подпирающим чью-либо немощь, и теплым солнцем, согревающим чью-то холодеющую душу, тогда она подлинная ценность. Так и Господь потому назван любящим и "возлюбившим мир", что Его любовь и в благих глаголах Завета, и в непрерывном токе благодеющей силы».

Душа ссыльного архимандрита и впрямь холодела, а минутами ее охватывал просто смертный холод: «Пишу редко, потому что сейчас переживаю одно из самых тяжких переживаний, которые выпадали на мою долю за всю прошлую жизнь. Прежде были какие-то сроки наказания. Теперь — поселение без срока… без храма… без своей среды… без места служебного… в полном нравственном и внешнем одиночестве…»

Но прежние сроки наказания научили отца Вениамина видеть во всем руку Божию, воспринимать страдание как необходимую хирургическую операцию: «Психологически переживаю процесс выявления глубин души для собственного опознания. При пособиях Церкви, закрытости благодатью не столько было видно, каков я в глубочайших основах души при стоянии перед судом Божиим. Теперь, когда произошло освобождение от всяких паллиативов (вспомогательных средств. — М. Б.), сверхъестественно привходящих, вижу отчетливо, каков я в сокровенных истоках жизни».

Да, казахстанская ссылка была далеко не первой черной полосой в жизни отца Вениамина — будущего саратовского архиерея. Он родился в 1897 году в семье священника Димитрия Милова и в крещении получил имя Виктор; окончил Яранское духовное училище и Вятскую семинарию. Поступил в Казанскую Духовную академию, но в 1918 году новая власть академию закрыла. В 1920 году Виктор Милов принял монашеский постриг в московском Свято-Даниловом монастыре, в 1923 году стал наместником Покровского монастыря. В 1929 году, после окончательного закрытия монастыря, был арестован, обвинен в обучении детей Закону Божию на дому и отправлен на Соловки, затем в Карелию. Этап и условия жизни в лагере были очень тяжелы. «Сколько пережито, выстрадано за это время, знает один Господь. Ему принадлежит план моего воспитания, и Он благоволил ввергнуть меня в горнило всевозможных злоключений, очистить скорбями, обогатить жизненным опытом, ибо неискушенный неискусен».

В 1932─1937 годах архимандрит Вениамин (по всем документам уголовных дел — Вениамин Дмитриевич Милов) жил на поселении во Владимирской области, служил там священником; в июне 1938 года был вновь арестован и после «запрещенных методов ведения следствия» (на это обстоятельство указывает постановление о реабилитации) получил восемь лет лагерей. Срок отбывал на Крайнем Севере, где ему, как писал он в одном из писем, было «жутко от стоящей за спиной смерти». После освобождения в жизни монаха Вениамина настала светлая полоса: служение в возвращенной Церкви Троице-Сергиевой лавре, преподавание в Духовной академии, защита диссертации «Божественная любовь по учению Библии и Православной Церкви». А в 1949 году — новый арест и та самая казахстанская ссылка, о которой здесь уже говорилось. В 1950 году отцу Вениамину разрешили служить псаломщиком, а затем и священником в Джамбульской церкви. Это было огромным счастьем. А в октябре 1954 года Святейший Патриарх Алексий (Симанский) сумел, наконец, вытащить его из ссылки. В феврале 1955-го состоялась архиерейская хиротония, и архимандрит Вениамин стал епископом Саратовским и Балашовским.

Я намеренно пересказываю биографию владыки Вениамина — то есть хронику его крестного пути — очень кратко. Тем, кого это взволновало, советую прочесть прежде всего его собственные воспоминания, «Дневник инока», а также изданную в саратовской митрополии книгу «Святая наука смирения» (редактор-составитель Наталья Горенок). Пересказать это все в одном тексте немыслимо. Моя задача — сказать главное. Владыка Вениамин был человеком непростого и негладкого духовного пути (он откровенно пишет о своих духовных проблемах, грехах и страстях, с которыми приходилось бороться), но при этом — абсолютной внутренней честности. Он вот уж точно ходил пред Богом (Ср.: Быт. 5: 24). И именно потому вся его жизнь становится для нас учебником, и мы стараемся запомнить его слова на всю жизнь: «Теплое чувство благодарной любви к Богу должно быть неотступным. Все наши мысли, слова, действия должны истекать именно из такого чувства. А поскольку у нас подобное чувство является лишь временами, то мы — "развороченное ничто", опустошенное от Бога. Потому необходимо перед началом всякого дня молиться Богу, чтобы Он положил печать силы Своей на всё, что мы мыслим, говорим и делаем».

У верующих саратовцев 1955 года не было возможности читать письма и дневники владыки Вениамина, и о страданиях, через которые ему пришлось пройти, большая часть паствы, полагаю, не знала. Как могли эти люди за столь короткое время увидеть, угадать, почувствовать, кто перед ними? Как могли передать память о владыке через три поколения?

Конечно, они видели, как он служит. «Как трепетно, как благодатно! Собранный, сосредоточенный, просветленный… Чудилось, будто светлые благодатные волны плывут, плывут из священного алтаря в народ, расходятся, растворяются, как благодатный фимиам, по всему храму». Это из воспоминаний архимандрита Тихона (Агрикова) о Троице-Сергиевой лавре, но в Саратове, наверное, владыка Вениамин служил так же.

Конечно, люди слушали слово владыки. Проповеди лаврского периода изданы и дают представление о том, как он проповедовал. Каждая его проповедь была событием для всех, потому что она была событием лично для него. Он не произносил никаких готовых формул. Он говорил о том, как человеку познать себя, как среди земных бедствий обрести духовную радость, как научиться молитве…

Все объяснимо… Но остается нечто необъяснимое. История народного почитания епископа Вениамина остается чудом. Она напоминает мне житие святителя Иннокентия (Смирнова), епископа Саратовского и Пензенского, имя которого включено в Собор Саратовских святых. Пензенская кафедра была для 35-летнего, больного туберкулезом епископа де-факто местом ссылки, изгнания; и пробыл он на этой кафедре все три месяца, из коих надлежит вычесть время смертельной болезни, когда он ничего не мог уже делать. Однако народное почитание почившего владыки Иннокентия началось сразу после его земной кончины — в 1819 году. И не угасало на протяжении по меньшей мере ста лет. Тот же вопрос: почему? Что успели увидеть тогдашние пензенцы в этом измученном болезнями и несчастьями молодом человеке? Конечно, он тоже служил и проповедовал, но — разве что несколько раз… И этого оказалось достаточно. Потому что Божиего человека видно сразу.

Ильин день — 2 августа. День преставления владыки Вениамина (Милова). Священник, который будет совершать панихиду, еще не приехал, но народу возле большого черного креста уже много. Кто-то протирает запылившийся камень надгробия, подметает дорожку, кто-то молится, прижавшись лбом к черному камню креста или подносит к нему детей... Бабушки раздают всем печенье, освященное (как они заверяют) на могиле владыки. Много разговоров о прошлогоднем обильном мироточении надгробия. Я сама этого не видела, утверждать не могу — до меня эта информация поздно дошла. Но с людьми, уверявшими, что «весь крест был в масле», я разговаривала. Что интересно, это даже и не очень воцерковленные были люди. Просто случайно рядом оказались и увидели…

Что касается видимых, так скажем, физических чудес — отношение к ним Церковью давно сформулировано: не отвергай, но и не спеши принимать как истину. Есть другое, бесспорное чудо: чудо совершенного обращения человека к Богу, чудо его благодатной жизни — и благодарного отклика многих-многих других людей. Есть чудо человеческих сердец, чувствующих — сейчас, через 62 года! — эту благодать и не нуждающихся ни в каких ее объяснениях…

07.09.2017