История первая. Рыбачка баба Тася

«На острове нет случайных людей, — говорит нам человек, который везет нас на лодке по Псковско-Чудскому озеру из Толбы на остров Талабск. — Тут у каждого своя история, связанная с батюшкой Николаем».

Остров, где много лет служил протоиерей Николай Гурьянов, и после его смерти притягивает к себе людей. Мы поговорили с местными жителями и с теми, кто обрел здесь дом, об отце Николае, их жизни на острове и о том, что удерживает их здесь, на краю земли.

«И как меня Господь держал?»

— Кто помнили всё по-настоящему, умерли, а кому уже за 90, в город уехали, в детях живут (здесь и далее текст дан в соответствии с речью героя. — Прим. ред.). А мы тут теперь, никудышные, — говорит нам одна местная бабушка.

Тем ценнее все-таки успеть поговорить с теми, кто помнит, как жили на рыбацком острове, где каждая улица начинается и заканчивается водой. Водой, которая приносила и хлеб, и горе, и утешение. 

Баба Тася, как она сама представляется, живет в доме на Набережной улице. Он выделяется среди других домов. «Вы его сразу найдете! Баба Тася живет в красивом доме», — сказали нам местные. Действительно, на окнах резные деревянные наличники, под ними — клумба с цветами.

— Мне про свою жизнь рассказать? — уточняет баба Тася. — Здесь родились. Здесь и умирать будем.

Бабушка с трудом выходит из дома, опираясь на палочку, садится на лавочку около своего крыльца. На ней темный рабочий фартук. Она снимает его и остается в цветочном, как ее клумба, платье. Бабе Тасе 89 лет.

— Мама умерла, когда мне было год и три месяца. Остались с братом вдвоем сиротой. Жили с мачехой. Мачеха еще пять детей родила. Представьте себе нашу жизнь-то…

Мне было десять лет. Тут война, оккупация, нашу семью увезли в Латвию. Меня отдали на хутор работницей, комнатку отвяли мне. А там две собаки жили. Лягу спать и не чувствую, что блохи сжирают. Встану вся проеденная блохами. Сказала хозяйке. Она какой-то отравы привезла, поменьше стало блох, собак не стала пускать в мою комнату.

Дай Бог здоровья хозяйке, она хорошая была, кормила хорошо. Старая дева была, у нее никого не было. Семь коров у нее было, две лошади, несколько поросят. Хозяйка уезжала то на мельницу, то молоко сдавать, оставляла меня одну, и мне одной всё это хозяйство было поручено. Она сделала мне подставки свиней кормить. Коров я доила. Вот така жизнь была. Я настолько измучилась, сейчас даже не представляю, как я это делала.

А после оккупации хозяйка предлагала мне оставаться жить у нее на хуторе. Я хотела остаться, как-то она меня любила — больше, чем мачеха. Но родители меня не оставили, им нянька была нужна. Мачеха сказала: «Нам она самим нада».

После войны

— Мы приехали в чистое поле. Здесь всё сожгли дотла, кроме церкви, даже фундаментов не было. Тростник растет у нас, мы нажали тростника и сделали шалаш, а к зиме бункер выстроили на старом фундаменте. А дома-то уже позже выстроили. С леса надо было бревна везти, 15 километров. А у нас силушки не было, мы с братом только двое, мачеха детей рожала.

Я во второй класс пошла. Кое-как два раза в неделю меня пускали в школу. Училась на одни «пятерки». Хотела учиться, но надо то за дровами, то какой рыбинки дед наловит — надо ехать продавать. Девять человек семья. Все голодные. И как меня Господь держал? Я сама удивляюся. Папа говорил: «Доченька, брось в школу ходить, не дай семье погибнуть». Так с той поры и батрачу. Думала, замуж выйду, буду отдыхать (смеется). А вышла замуж, еще тошнее. Еще тошнее…. Муж местный, с острова, только с другого краю. С мачехой отжила 21 год и со свекровкой 28. Терпела всё на свете. Мачехе боялась слово плохо сказать. И свекровки тряслась. Свекровь говорила в глаза: «Я тебя ненавижу!», а я про себя думала: «Господи, и я-то в тебя не влюбивши!» Но терпела. Господь всех забрал. Похоронила. Всё пережила, слава Богу.

 «35 лет отрыбачила…»

— Муж попался леноватый. Не леноватый, а лентяй! Я огороды сажаю — он лежит, я копаю — он лежит. 

Я работать умела. 35 лет отрыбачила. У нас были звенья, мы по восемь человек рыбачили, это как бригада. Звеньевой был мужчина. Невода большие, тралы большие. Бригад было много. 

На острове было много народа. Колхоз был рыболовецкий, стал миллионером потом. Несчастная перестройка всё развалила.

После войны катеров не было никаких. Всё на веслах, на парусах. Где-то попутный ветер — на парусах, где-то обратно — на веслах. Потом перешла на подсобное хозяйство в раскройный цех, мы шили рабочие рукавицы. Я их кроила. Я там хорошо зарабатывала, благодарю Господа Бога за это. А когда отпуск брала, ехала в экспедицию с рыбаками, чтобы денег заработать. Хотела детям квартиры купить. Всем купила. У меня десять правнуков, пять внуков. Так что довольная, не зря прожила жизнь. Я одна-единственная женщина на острове награждена орденом «Знак Почета». А медалям счета нет.

Я, может, только пять год корову не держу. Вот деревянная лодка стоит под горой, это наша. Вот на этой лодке ездила на веслах. Накошу траву, нагружу, на веслах привезу, а здесь надо выгрузить. Весь остров коров сдал, а я держала, последняя продала. Стало невмоготу, и тогда только продала. Вот так жили и живем.

Батюшка Николай

— В храм ходила. Теперь-то не хожу, ноги не ходят. Жива и слава Богу. Идем в храм, а после храма к батюшке Николаю. Когда он уже не служил, становился в дверях своего дома. Очередь большая к нему была, он всех благословит, помажет лобики всем. И тогда все идем на кладбище.

Я мало к батюшке ходила с вопросами. Но когда какое-то несчастье случалось, шла к нему. Как-то сын потерял важные документы. Помнил, что положил их на пианино, а найти не мог. Ищут — нигде не найти. Мой муж был строгий, его боялись как огня. Я чувствую, что сын от переживаний как больной стал. Тогда пошла к батюшке, к нему народа много понаехало. Он меня помазал маслицем. Отошла в сторонку. Когда принял всех, говорит: «Иди, иди ко мне, ты что-то хотела мне сказать». Говорю: «Батюшка, так и так, сын потерял документы». Он взял меня за плечи, развернул, сказал, что помолится и что сегодня сын найдет документы. Так улыбнулся и сказал: «Иди-иди». Прихожу — мне звонит сын, что документы нашлись. С пианино упали, там какая-то щелка была, и они в эту щелку провалились. Стали искать, Бог открыл глазоньки, и нашли. Представляете?

Я болела очень, позвоночник сломала, адские боли, из больницы в больницу возили. Сын приехал за мной, мы отпросились из больницы и поехали на выходные к батюшке. Это было в январе, така пурга зашла! Сугробы нанесло. В храм не дойти. Он исповедовал и причастил меня дома, помолился. Сказал мужу: «Забери ее из больницы, она отянется». Я поехала к врачам и сказала, что больше не буду лежать, толку никакого. И слава Богу, я отянулась. И до сих пор живу, а уже ходить не могла. Болею, очень болею, но жива, благодарю Господа Бога. Вот такие дела.

Батюшка всё знал. Как-то шел мимо него мой брат двоюродный. А он ему говорит: «Ванюшка, иди-ка сюда. Ты пойдешь, так моей маме привет передай». А его мама умерла уже. Брат говорит одной женщине: «Батюшка помешался, говорит, чтоб маме его привет передал». Представьте, скоропостижно скончался на второй день. Здоровый мужик.

Как-то иду по острову, батюшка за мной. Я повернулась, батюшка далёка идет, а я подумала, сбавлю ходу, пускай батюшка меня догонит и благословит, а он мне кричит: «Иди-иди-иди, я догоню». Он всё бегом, он не ходил шагом. Догнал, благословил.

Батюшка ко всем относился с любовью. И к птицам с любовью, и к людям. Я часто ему носила молоко, творог со сметаной, пироги. Батюшке нравились мои пироги. Делала лепешки с картошкой и творогом солененькие. Картошку в мясорубку, творог перемешала, пару яичек добавила. Тесто раскатываешь, расхлепываешь. Пекла в русской печке. Нарежу по кускам, сливочным маслом полью или сметаной, сверху разобью яичко и полью, чтоб такая пленочка красивая была. И в печку поставлю. Они там распариваются. Вкусные. Завернем в газету, скорее батюшке несем, тепленькие. Он поест немного, а остальное несет голубкам. Говорил: «Я-то поел, и они поесть хотят. Будет день, будет пища. Кто-нибудь еще принесет, голодный сидеть не буду».

Люди к нему все с болью, с горем приезжали, никто с радостью не ехал. Он не брал ни копейки денег. Все его почитали, уважали. Много и нехороших людей вокруг него было… Господь рассудит.

 «Батюшка благословлял труд»

— Я благодарю Бога. А чего не благодарить, если мне 90-й год идет? Мои сверстники все повымерли. Я хотела так жить. Кто не хотел, тот не работал, тот жилки не тягал с себя, а мне так нравилось. Я и сейчас не представляю, как это без работы. У меня нигде травинки нет. Иду с палочкой, до огорода дойду, палку под мышку, там табуреточка стоит, немножко поработаю, посижу, опять поработаю. Жуков вот собирала. Не могу без работы. Я всё время работала. То шила, то вышивала, то вязала. Рука онемела в последнее время, крючка не сдяржать. Коврики вязала с тряпок, с пакетов, красивые получались. А нынче не могу уже. Батюшка же любил тех, кто любит работать. Он благословлял труд.

Тася почему? Я когда сиротой осталася, бабки говорили мне «Танюшка», «Танечка». Мне так не нравилось! Двоюродную сестру моей мамы звали Тасей. Я говорила всем: «Не зовите меня Таней, зовите Тасей». И всех перевоспитала. И по сей день так осталось. Сама себе такое имя дала.

А я всегда была благодарна за всё. Плохо мне — благодарю Бога, хорошо — благодарю. Как батюшка говорил: «Вот и годы пройдут, все друзья отойдут, незаметно подкатится старость. Никого не вини, всегда говори: слава Богу за скорбь и за радость». Это его слова. Я их запомнила. Действительно, вот и годы прошли…

 Баба Тася встает с лавочки, опираясь на палочку. «Вот так жито всё. И посмеюсь над своим горем, и поплачу», — с улыбкой говорит она и крестит нас в дорогу.

Продолжение следует…

Беседовала Ольга Демидюк

Фотографии Ольги Демидюк

24.08.2022