Жребий Божественной любви (часть первая)

Беседа с насельником Архангело-Михайловского Зверинецкого монастыря иеромонахом Михаилом (Зюбиным)

Расскажите о своей семье, детстве…

Моя бабушка, которая, кстати, родилась в ноябре на день Архистратига Михаила, впервые рассказала о том, что есть Бог и что нужно креститься для того, чтобы быть с Ним после смерти. Установка была такой, чтобы после смерти попасть в рай. Мне тогда было четыре года, кажется. Я очень проникся этой идеей и попросил родителей крестить меня как можно скорее. Семья наша была нецерковная, можно сказать, даже неверующая.

И вот в возрасте четырех лет (это был 1990-й год) я крестился вместе со своим папой в Одессе, где родился и рос. Наше крещение совершилось в кафедральном соборе города. Я очень переживал, не будет ли это как-то болезненно, ведь никто не проводил никаких бесед, ничего не рассказывал… Больно не было, крестили без погружения, только покропили водой, потому что очень много людей было на крещении. Помню, что крестил нас один старенький батюшка. Нам выдали свидетельства о крещении, надели крестики, и на этом моя церковность закончилась.

Удивительно, что Вы так хорошо помните себя в четыре года…

Да, я этот момент жизни достаточно ярко помню. Благодаря бабушкиным рассказам, незамысловатым, бесхитростным, простым, я вдохновился идеей крещения. Потом, к сожалению, некому было поддерживать веру в детском сердце. Школа, университет — все прошло вне церкви. Но не могу сказать, что я никогда не молился. Я старался молиться, опять же благодаря бабушке. Позже, спустя 10─12 лет, она сказала, что нужно молиться утром и вечером. Молился своими словами. Благодарил Господа, просил о чем-то, говорил о каких-то своих приземленных нуждах.

О чем, например?

Об успехах в учебе, чтобы сдать экзамены и так далее. Я помню, что в классе седьмом нам сказали, что мы будем сдавать экзамен по математике, которую я очень не любил. И я стал молиться: «Господи, если Ты есть, пусть этот экзамен отменят». И действительно ситуация изменилась, экзамена не было. Это чудо. Было еще несколько таких детских моментов, через которые Господь являл Себя. Но осознанный поиск Бога, обращение к Нему стали происходить после окончания университета.

Где Вы учились?

Я поступил в Одесский национальный университет на отделение международных отношений, потому что хотел работать на государственной службе. Мне очень нравились дипломатия, переговоры, история, политика, поэтому хотелось посвятить этому свою жизнь. Но на политику я смотрел как на служение своему народу и искренне верил в высоту этого служения.

Кто повлиял на Ваш выбор? Откуда такие желания?

В семье у нас политикой никто особо не интересовался. Папа занимался торговлей, мама какое-то время ему помогала, потом для нее стало приоритетом наше воспитание. Думаю, что понимание о служении было заложено родителями на подсознательном уровне, как бы громко это ни звучало. Хотя папа всячески отговаривал меня от политической деятельности, в выборе профессии он не препятствовал. Пять лет я учился с большим интересом, осваивал дипломатию, иностранный язык. В университете была возможность выбрать один из нескольких языков — японский, турецкий, арабский, греческий... Я выбрал японский, потому что тогда мы были первым курсом, который получил возможность его изучать. И я решил дерзнуть. Спустя несколько лет я был три месяца в Японии. Помню, как зашел в собор Воскресения Христова в Токио, который построил равноапостольный Николай Японский, но посещение храма никак не отразилось на моем сердце — посмотрел и ушел.

Окончив университет, я подумывал о том, чтобы поступить в аспирантуру, потому что получил такое предложение от нашего руководства. Начал размышлять о том, какую тему разрабатывать. Мне импонировала тематика пропаганды, но пропаганды, направленной на воспитание, улучшение человека. Стал искать материалы по этой теме и столкнулся с вопросами религиозного образования. Почитал что-то о католицизме, о Православии, из любопытства зашел в католический собор в Одессе, в православный храм. Но Православие тогда мне показалось каким-то напыщенным и немножко даже чужим: темный храм, золото в интерьере — мне это не нравилось. То ли дело католический собор — просторный, светлый, со скамейками… Но дальше этого дело не пошло. Я сделал какие-то выводы для себя и продолжил самостоятельную жизнь. К тому моменту я уже устроился на работу помощником депутата в Верховную Раду — украинский парламент.

Примерно в это же время через общих институтских друзей я познакомился с одним молодым человеком. Как мне сказали, он окончил семинарию и помогал нашему одесскому митрополиту при богослужении, был иподиаконом. Мы начали общаться. Он, надо отдать должное, не пытался проповедовать, убеждать меня в чем-то. Мне стало очень любопытно, захотелось узнать, что же происходит на службе. Так возникшее чувство любопытства привело меня в кафедральный собор на архиерейскую службу.

Помню, когда я начинал ходить на всенощные бдения, то оставался ровно до помазывания, потому что все священники уходили в алтарь, свет гас, и я думал, что служба закончилась. Поначалу, конечно, ничего не понимал. Потом купил книгу «Последование всенощного бдения», смотрел в нее и тоже мало что понимал. Откуда мне было знать, что есть изменяемые и неизменяемые места в службе? Но постепенно я стал врастать в церковную жизнь.

Однажды сидел дома (это был вечер воскресенья) и, прочитав что-то из серии «В помощь кающимся», решил, что надо прямо сейчас встать, пойти и исповедоваться. Почувствовал, что внутренне созрел для этого. Я не был прихожанином какого-то определенного храма и решил, что буду исповедоваться в первом попавшемся на моем пути храме. Открытым оказался один из наших одесских соборов. Но батюшка сказал, что сейчас уже поздно, и предложил прийти завтра. На следующий день я пришел и исповедовался за всю свою жизнь.

Страшно было исповедоваться?

Моя первая исповедь прошла довольно спокойно. Конечно, было боязливо, но батюшка, который принимал исповедь, отнесся ко мне по-отечески, не наложил на меня никакой епитимьи. Не было никаких грубых поучений. Это был старенький священник (он уже почил). С той поры, с 2008 года, я начал делать осознанные шаги в церкви. Моя жизнь обрела новый смысл. То, что я нашел, оказалось тем, что я подсознательно искал. Казалось, что в моей жизни было все, о чем только можно мечтать. Но, как выяснилось, в ней не было самого главного. Позже я понял, что главное — это Христос, Спаситель. Вот так мягко, деликатно Он привлек меня к Себе.

Я понял, что не могу жить без Причастия, без церковной молитвы, без общения с Богом. Начал каждый день молиться дома, соблюдать посты. У моих близких это вызывало большое недоумение. Они видели, что у них на глазах что-то происходит с их сыном и пытались найти причину. Им хотелось узнать, что со мной случилось, может быть, какая-то трагедия в жизни. Несколько раз они высказывали свое беспокойство, непонимание, но не чинили мне никаких препятствий. Я имел возможность спокойно ходить на службы, правда, делал это не так уж часто. К сожалению, оставались привычки, которые не отпускали. Поначалу было трудно пожертвовать выходными ради храма. Но, конечно, были такие мгновения, когда я был готов все бросить и идти на службу молиться.

В 2003 году, задолго до моего воцерковления, мы всей семьей поехали в турпоездку по Греции, мужская часть — я и папа — совершили однодневное паломничество на Афон. Об Афоне я ничего до той поры не слышал. Мне было неинтересно, службы казались непонятными, хотелось поскорее оттуда уехать.

Помню, мы были в Пантелеимоновом монастыре. И вот после долгой службы, когда мы вернулись в келью, нам предложили помолиться на ночь. Я возмутился: «Неужели опять?! Мы столько молились!» Это было часов в десять вечера. А в два часа ночи нас опять подняли на службу. Старец Иеремия, игумен Пантелеимонова монастыря, глядя на меня, разрешил мне причаститься без исповеди. Конечно, если бы мне тогда, семнадцатилетнему юноше, предложили исповедоваться, как это принято перед Причастием, я бы отказался. Позже я понял, что таким образом Господь посеял зерно в моем сердце, которое принесло плоды спустя многие годы, хотя я приступил к таинству, не понимая, что это и зачем это нужно. Но Господь таким таинственным образом направил меня ко благому.

После университета я переехал из Одессы в Киев работать в парламенте. К этому моменту я уже активно воцерковлялся: старался держаться за церковь, часто ходил на службы.

Расскажите об этом периоде Вашей жизни…

Это был период начального воцерковления. Я читал общие книги о Православии, «Закон Божий», чтобы просто понять, что происходит на службах, их смысл, что-то из святых отцов, о молитве. Потом я познакомился с творчеством митрополита Антония Сурожского (Блума). В моей духовной жизни он сыграл решающую роль.

А в чем именно?

На каждое его слово душа и сердце откликались: «Аминь!» Все его слова о любви, о Христе глубоко отпечатывались в моей душе. Я увидел подлинную красоту Православия и монашества. Кроме того, я увидел в нем настоящего, живого христианина. Живого не в смысле существующего (к тому времени владыка уже скончался), а который опытно знает, что такое Истинная Жизнь. Человека, который знает Христа.

Конечно, до определенного момента я не видел себя монахом, да и не хотел этого. Но постепенно стало очень хорошо видно, как грех действует в человеческой душе. Если раньше никогда особо не ощущал его разрушительной силы, то теперь его давление казалось невыносимым. Бывали периоды, когда грех непроходимой стеной стоял между мной и Богом, и приходилось кричать изо всех сил, только чтобы быть услышанным Им. Пришло время сделать самый главный выбор в моей жизни: с кем ты? со Христом или с Его противником? Монашество мне виделось ответом на этот вопрос.

Спустя несколько лет я совершил несколько паломнических поездок для того, чтобы испытать себя, посмотреть, то ли это, что мне нужно. Это были короткие поездки, продолжавшиеся не более одной недели. Я побывал на Афоне, в Грузии, в Карелии и настолько полюбил монашеский образ жизни, что уже кроме как монахом никем другим себя не видел.

С какими мыслями Вы посещали монастыри и как сформировалось решение избрать монашество?

Я никогда раньше не думал о монашестве. Но при постепенном вхождении в Церковь я все больше восхищался монахами и монашеством. Помню, с каким интересом я читал книги о монашестве, об Иисусовой молитве, патерики.

Конечно, надо было узнать, есть ли воля Божия идти мне этим путем или, может, остаться мирянином либо быть женатым священником. Не было такого, что я однозначно хочу стать монахом, не хотелось каких-то резких решений принимать. Я молился о том, чтобы Господь открыл Свою волю в этом вопросе. Я просил Его: если Ему угодно, чтобы я женился, то пусть Он пошлет мне такого человека, с которым я мог бы войти в вечность, с которым можно было бы вместе шагать до конца, ведь если жениться, то жениться по-настоящему. А если есть воля Божия на мое монашество — то путь укажет место и путь к нему.

Господь Свою волю открывал постепенно. У меня не было препятствий к монашеству, к церковной жизни. Конечно, со стороны родителей было непонимание, недоумение, но они не мешали делать выбор. После самостоятельной поездки на Афон в 2011 году я буквально заболел монашеством. Я понял, что это то, к чему я хочу стремиться. После Афона была Грузия. Я прочитал книгу архимандрита Лазаря (Абашидзе) «Мучение любви» и решил съездить пообщаться с ним. Но в том монастыре, куда я приехал, он уже не жил. Меня оставили там на пять дней пожить и потрудиться в монастырском ритме. Это был уединенный тихий монастырь. Душа откликалась на жизнь в обители, и совершенно не хотелось уезжать. Но я был вынужден вернуться к своим рабочим обязанностям, которые начинали тяготить меня все больше и больше. Все мои идеалистические взгляды на политику как на служение людям развеялись. Я понял, что сам ничего не изменю и что на самом деле мало кто хочет, чтобы что-то изменилось. А после того, как я начал знакомиться с Православием, понял, что все проблемы находятся внутри человека и заключаются в поврежденности человеческой души, в греховности, исцелить которую может только Господь. Никакое государство, никакие политики, никто не в силах ничего сделать. И постепенно я начал обозревать горизонты в поисках выхода из мира.

Исход…

Да, исход (смеется). Верховная Рада, как вы знаете, работает по созывам в течение пяти лет. В 2012 году заканчивалась очередная каденция, и я решил, что после выборов буду увольняться. Несмотря на то что мой шеф выиграл выборы и прошел в состав следующего созыва, я попросил разрешения уйти. Он отпустил, и в декабре я пришел в Зверинецкий монастырь.

Почему Ваш выбор пал на этот монастырь?

Во время поездки в Карелию мне так понравился уединенный Палеостровский монастырь на Онежском озере, что я решил после увольнения с работы ехать туда навсегда. Взял благословение у местного игумена. Он сказал: «Конечно, приезжай, посмотришь». Но, вернувшись в мирскую жизнь, я понял, что не так просто это будет сделать — отрубить концы и уехать настолько далеко, моим родителям будет тяжело. Я уже начал готовить их к тому, что через несколько месяцев увольняюсь и уезжаю в монастырь. Они, конечно, отказывались верить в такое мое решение и надеялись, что я изменю свое мнение.

Размышляя обо всем этом, я подумал, что было бы хорошо помолиться усерднее, чтобы Господь указал мне конкретное место. И пришла идея бросить жребий. Написал несколько вариантов, среди которых было: остаться в миру на прежней работе; остаться в миру, но перейти на другую работу; уйти в монастырь в Карелии; монастырь на Афоне; один из монастырей в Украине; монастырь в Одессе. Получилось шесть вариантов. Но для полноты я решил сделать седьмой и с усмешкой подумал: «Напишу Зверинецкий монастырь», хотя в Киеве и вообще в городском монастыре оставаться не хотел.

Часть вторая >>

Часть третья >>

Беседовала инокиня Иоанна (Панкова)